Уронит ли ветер в ладони серёжку ольховую,
Начнёт ли кукушка сквозь крик поездов куковать,
Задумаюсь вновь и, как нанятый, жизнь истолковываю,
и вновь прихожу к невозможности истолковать.
Себя низвести до пылиночки в звёздной туманности
Конечно, старо, но поддельных величий умней,
и нет униженья в осознанной собственной малости -
величие жизни печально осознано в ней.
Серёжка ольховая лёгкая, будто пуховая,
но сдунешь её, всё окажется в мире не так.
И, видимо, жизнь не такая уж вещь пустяковая,
Когда в ней ничто не похоже на просто пустяк.
Серёжка ольховая выше любого пророчества.
Тот станет другим, кто тихонько её разломил.
Пусть нам не дано изменить всё немедля, как хочется,
Когда изменяемся мы, изменяется мир.
Яснеет душа, переменами неозлобимая,
Друзей непонявших и даже предавших прости.
Прости и пойми, если даже разлюбит любимая,
серёжкой ольховой с ладони её отпусти.
И необъяснимое - это совсем не бессмыслица,
Все переоценки нимало смущать не должны,
ведь жизни цена не понизится и не повысится,
цена неизменна тому, чему нету цены.
... С чего это я? Да с того, что одна бестолковая
кукушка-болтушка мне долгую жизнь ворожит.
С чего это я? Да с того, что серёжка ольховая
лежит на ладони и, словно живая, дрожит.
Евгений Евтушенко, 1975 год
